Развод чистой воды
Журнал STORY
октябрь 2016
No. 10 (96)
Автор: Александр Никонов
Когда у человека легкая медицинская проблема, он идет за бюллетенем к врачам. И несмотря на старания эскулапов, его организм вскоре с простудой справляется. А если проблема современной медициной не решается? Тогда человек вынужден искать иные пути, он обращается к альтернативщикам – колдунам, знахарям, целителям... И, что поразительно, порой это срабатывает! Например, мой старый друг и коллега именно так избавился от жуткой аллергии на кошек. Всю жизнь он хотел завести кошку. И всю жизнь не мог. А теперь может – после лечения у героя моего рассказа. Хотя аллергия, как известно, считается недугом неизлечимым. И это касается многих неизлечимых болезней – той же астмы, которую легко лечит Беслан Карданов.
Нет, не пугайтесь, Карданов – не колдун. Карданов, я бы сказал, врач-расстрига. Родом он из самой что ни на есть академической науки. Помните, в 80-х годах СССР запускал в космос обезьян? Так вот, оперировал этих обезьян, вживляя им в мозг электроды, нейрохирург Беслан Карданов. Это потом он ушел в сторону, отклонился, так сказать, от "генеральной линии" медицинской науки и погряз в мракобесии. А тогда был вполне себе в мейнстриме. Ныне же от старого Карданова осталось только чувство юмора… Сразу после "здравствуйте" он протянул мне свою визитку. Я прочитал и улыбнулся – "Беслан Карданов, врач-мракобес" ласковым курсивом представлял своего хозяина плотный бумажный прямоугольник. Так могут шутить над собой только сильные люди.
Впрочем, насчет силы я, быть может, и погорячился. Потому что всю свою жизнь Беслан Карданов отступал, без боя сдавая позиции. Он терял какие-то социальные высоты, а взамен приобретал ненависть. И должен вам сказать, немного есть на свете людей, которые бы так не любили свою родину, как мой визави. Мы говорили с ним долго, часа три, и эта нелюбовь, вызванная частыми обидами, периодически вклинивалась в симфонию нашего разговора диссонирующей нотой.
И я его понимаю. Карданову далеко за шестьдесят. И родины у него просто нет – ни большой, ни малой. Большая Родина – Россия не любит его, как кавказца. Когда Карданов пришел оформлять пенсию, работницы пенсионного отдела зашушукались: "Гляди-гляди, черный пришел за нашей пенсией…"
Но и на Кавказе Карданов не родной. Он, хотя и кабардинец, по-кабардински ни слова не знает. Потому что родился на Итурупе. Это такой островок на Дальнем востоке, если кто вдруг запамятовал. Дело в том, что отец Беслана – легендарный Кубати Карданов, генерал и герой Советского Союза, – был послан родиной командовать военным аэродромом на этом маленьком острове на окраине империи.
– Когда я приезжаю в Кабарду, меня все очень уважают, потому что мой отец – герой Советского Союза. Но как-то местная женщина сказала: "Хороший ты человек, Беслан, жалко, что мама твоя – рюсский." А мать моя, кстати, из дворянского рода Воронцовых, старая русская аристократия… Ну, и куда мне податься? Нигде не хотят за своего принять!
Другой бы воспринял это всё с юмором, а Карданова такое отношение огорчает. Он завис вне родины. Он никто. Человек империи вне империи.
– Когда немцы брали Химки, мой отец-кабардинец был нужен на фронте. Когда нужно было осваивать космос и ковать щит и меч родины, мои знания были нужны. А в 1999-м, когда Путин сказал про сортиры, ко мне подошел сопливый мент на улице и сказал: "Убирайтесь из нашей страны!"
Эту давнюю обиду Карданов хорошо запомнил:
– С тех пор это не моя страна. И я больше не хочу для нее ничего делать. Я даже прием больных веду по минимуму – только, чтобы не сдохнуть с голоду. И принимаю только по знакомству.
А остров Итуруп – мелкий прыщ, который вскочил на заднице у империи в 1945 году, – Карданов показывает мне пальцем в гугл-мапе:
– Вот аэродром, которым командовал отец, а тут стоял наш дом. Вот магазин и баня, а здесь я гусей пас. С детства я в погоде разбираюсь не хуже военного метеоролога. Вон видите за окошком темное облако? Это юго-восточный ветер несет сюда снежный заряд. Но снег будет недолгим… У нас же там постоянные тайфуны, ветер до 80 километров в час. Если с определением погоды ошибся, из школы можешь не вернуться – в океан унесет. Зимой в пургу мы, знаете, как домой добирались? Был у нас там старый танк без пушки, детей к нему привязывали веревками и так растаскивали по домам. Мы шли за этим танком на веревках, чтобы не унесло и чтоб не заблудиться: ни черта ж не видно! Такое детство...
После окончания Хабаровского мединститута Карданов попал по распределению в Нальчик. Простым терапевтом.
– Тогда еще не было понятия "черножопый", его заменяло понятие "нацкадр". Вот как нацкадр я туда и попал.
– Ну, все-таки Нальчик – это не Дальний Восток.
– Гораздо хуже! Национализм, грязь… Это сейчас глупцы ахают: какой был хороший СССР. А это была большая помойка во всех смыслах. Мой русский дед со стороны матери являлся весьма крупным фюрером в вашей партии и дружил с сыном дедушки Калинина. И женаты они были на подружках. Мой отец тоже был властью весьма обласкан. Но строй тот я все равно ненавижу. Надеюсь, вы записываете.
– Записываю…
– Я рано понял, что ничего не могу в этой системе. Я даже не могу при пневмонии, которая лечится минимум три недели, выписать больничный лист дольше, чем на три дня. И потом больной должен через весь этот сырой, промозглый Нальчик ехать в поликлинику ко мне продлять бюллетень. А чтобы в третий раз продлить, собирается целая комиссия! Не дай бог государственный раб работу прогуляет в сговоре с врачом!.. И я подумал: что я тут делаю? Написал в Москву письмо: хочу учиться! И мне пришел ответ: есть место в аспирантуре. Так попал я на кафедру физиологии к академику Косицкому Григорию Ивановичу. Умнейший был человек! Великан! За четыре года аспирантуры он научил меня самому главному для врача – чего ни в коем случае не нужно делать. Потому как то, что надо делать с больным, каждый медик должен найти сам.
Диссертацию я написал, но защищать ее не стал, хотя Косицкий на меня очень ругался. Так что в Академию меня приняли вообще без научных званий. Просто Андрей Маленков – сын того самого Маленкова, случайно наткнулся на кучу вылеченных мною неизлечимых пациентов. И хотя он не врач, а биофизик, его это настолько поразило, что он буквально за руку меня втащил в Академию. Даже отца моего обрабатывал: ну, науськай своего сына написать заявление в академию! Науськали. Написал. И с 1998-го я стал член-корром РАЕН. Теперь вот хочу этот диплом разыскать и вернуть им обратно. Потому что быть на одной скамейке с Сережей Капицей и Андрюшей Маленковым, конечно, почетно. Но когда рядом на той же скамейке числятся Рамзан Кадыров и Грызлов – это совсем другое дело. Я не хочу сидеть в одной Академии с такими "учеными". Пускай дальше они науку в России двигают, без меня...
Короче говоря, Косицкий научил меня нормальной физиологии и классической науке, пусть ему земля будет пухом. А я после аспирантуры снова попал в Нальчик, теперь уже преподавателем в местный университет – КБГУ, который открыл один местный партийный деятель для мелких народов. Его так и расшифровывали тогда, этот КБГУ – Как Будто Где Учился. И вот начал я на Кавказе преподавать… А нужно понимать, кем я тогда был. Академическая школа! Меня же, помимо академика Косицкого, учила еще аспирантка самого Ивана Павлова, знаменитого нашего физиолога, который собак резал. Петербуржская дама к 80-и годам. У нее было чему научиться! Да и подружки моей мамы Воронцовой – старые аристократки – меня дрессировали с горшка. И вот я – классик – сажусь принимать у студентов Кавказа экзамен. Мне студентка протягивает зачетку. Я ее открываю, а там – 25-рублевка, она как раз в размер зачетной книжки была. И студентка ждет, что дядя сейчас возьмет бумажку, распишется и все. А дядя начинает задавать вопросы. После второй такой сессии меня попросили уйти. Я должен был отработать три года, но ко мне пришла целая делегация – ректор, парторг и прочие: вот тебе отличная характеристика, открепительные документы, только вали отсюда подальше. Они даже приехали через три дня на вокзал провожать – лично убедиться, что я уехал.
…Это было первым поражением Карданова, которое он принял без борьбы. Потом их будет много…
По счастью, о ту пору у нашего героя уже была невеста в Москве, куда он приехал, женился, прописался и поступил на работу в ИМБП – Институт медико-биологических проблем, который был создан по инициативе Келдыша и Королева для обеспечения космоса. Режимный объект. Возглавлял его академик Василий Парин, к тому времени давно уже вышедший из сталинской тюрьмы и реабилитированный. Любопытно, что Парин сидел во Владимирском централе в одной камере с русским мыслителем Даниилом Андреевым и сыном фельдмаршала Паулюса. Чтобы не скучать, они читали другу другу лекции, кто в чем был силен – философии, физиологии, немецкой грамматике…
– С Париным, кстати, была веселая история, – вспоминает своего начальника Карданов. – Сидит наш новый директор института в своем кабинете, открывается дверь и входит человек: "Товарищ директор! Я начальник охраны. Но мне жить негде." Парин поднимает голову и видит перед собой того самого следователя, который избивал его на допросах. Вот такая у вас страна… В паринском институте я поработал два года. Обезьян-космонавтов оперировал. Поначалу все шло хорошо. А потом началось то, что моей аристократической душе претило… Кто-то работает, а кому-то пряники. Почему? "А у нее папа был вместе с Брежневым на Малой земле." Итить твою мать! Посмотрел я на это и ушел. Ушел недалеко, в очередной ящик – гипербарическая медицина, подводные дела. Мы разрабатывали режимы сверхбыстрых погружений. Сделали блестящую серию, я сам ходил в подлодке на большие глубины, были прекрасные результаты. И опять повторилась та же история. Приходит большой начальник и говорит: давай все данные по экспериментам, мне на докторскую не хватает, а ты себе потом сделаешь… Подошел бы он ко мне по-человечески, сказал: мол, для пользы нашего института мне надо быть доктором наук, тогда я смогу выбивать больше фондов, войди в мое положение… я бы понял. А так я просто вечером собрал все полученные результаты, сложил в одну кучу на снегу, облил спиртом и поджег. И уволился. А чтобы не сдохнуть с голоду, устроился в одну подпольную еврейскую артель. Это было такое время… Вам знакомы понятия "я в подаче" и "я в отказе"? Нет?
– Напомните. Я тогда еще маленький был.
– Когда евреи в массовом порядке покидали вашу благословенную советскую родину, они сначала подавали документы – на паспорт и визу. Ведь тогда существовало такое дикое явление, как виза на выезд из страны. И пока человек "в подаче", его сначала выгоняют из партии, потом с работы, соответственно, жить не на что. А потом ему приходит отказ в выезде. Потому и спрашивали с горькой иронией: "Ты еще в подаче или уже отказе?" Ну, и, чтобы не сдохнуть, отказные евреи открыли подпольный "университет". Это было своего рода репетиторство. Абитуриентов готовили к поступлению, учили отвечать экзаменационной комиссии – в том числе и на подлые вопросы, которые практиковали, чтобы отсеять того, кого нужно отсеять по пятому пункту. Например, такой вопрос: сколько зубов у крокодила? Не знаешь? Два! Между тем, в школьном учебнике зоологии этого нет. А ответить надо было так: нечетное число. У млекопитающих четное, потому что нижние зубы ложатся на верхние, а у крокодила нижние зубы ложатся в промежутки между верхними и потому нижних на один больше. Вот к таким подлянкам мы ребят тоже готовили.
У меня было по 30-40 учеников, и я зарабатывал за неделю столько, сколько директор моего ИМБП в месяц. Работать мне было не нужно, но так как за тунеядство сажали, я числился инженером-теплотехниом на птицефабрике и жил в свое удовольствие. Однако, всему приходит конец. Нескольким членам нашего "университета" неожиданно позволили уехать, из преподавателей биологии я остался один, и на меня свалилось целых три комплекта групп. Это был кошмар! А к тому времени СССР уже трещал и разваливался, что было ясно всем думающим людям. И все хотели только одного – чтобы развалился он без большой крови. Горбачев в этом смысле вполне оправдал надежды: спустил СССР в унитаз аккуратно. Эта новая эра стала новой и для меня. Я мог уйти в политику, как многое тогда, и слава богу что не ушел. А ушел в целительство.
***
То, чем сейчас занимается Карданов, сложилось, как из лоскутов, из каких-то мелочей, обрывков воспоминаний и того огромного запаса знаний, который у Беслана к тому времени накопился в медицине, биологии, физике, которой он всегда увлекался. Причем, толчком, чтобы рыть в том или ином направлении, могла стать случайная встреча или разговор.
– Ну, например, собирается группа врачей и обсуждают странный феномен: если лекарство дать в таблетке, будет эффект небольшой и коротенький, если в виде укола поставить, эффект будет чуть больше, а если развести и в нос закапать, эффект будет гораздо больше и дольше. Почему? Никто не в курсе. Я заинтересовался этим вопросом, стал думать. И понял, что у меня не хватает кое-каких знаний. Денег у меня о ту пору было много – заработал на репетиторстве, времени тоже полно, и я устроился со всеми своими образованиями в один институт простым лаборантом с зарплатой в 72 рубля 50 копеек – нужно было набраться кое-какого практического опыта. Тогда по старой советской памяти всю профессуру и доцентов еще гоняли территорию мести и только меня не гоняли, потому что я всех посылал, и никто мне ничего не мог сделать: а что сделаешь с простым лаборантом? Поэтому я спокойно мыл свои пробирки и набирался практического опыта в химии. И именно там у меня пошли первые вылеченные пациенты.
– Что ж вы там поняли? И как пришла основная идея?
– Просто нужно все время думать об одном и том же. У нас в социалистическом СССР, да и в социалистической Европе, равно как и политкорректной Америке любят кричать: науку делает коллектив. Полная ерунда! Главная идея принадлежит одному. Взять тот же институт, где я занимался глубоководными погружениями. Нас было много на челне. Но основные идеи поставлял я, а остальные катали баллоны, прикручивали гаечки… А как приходят идеи, я не знаю. Просто сидишь, и тебе скучно, попиваешь коньячок и думаешь, думаешь, думаешь… Потом надоело думать, прошел, отвлекся – и вот она! Главное – накопить информацию.
Например, читаю я в специализированном журнале удивительную статью: один бельгийский паталогоанатом, вскрывавший мертвых бельгиек, заметил, что у одних погибших женщин гипофиз изменен очень резко, а других нет. Он заинтересовался и стал поднимать их истории болезни. И у женщин с измененным гипофизом обнаруживал в анамнезе миомы, нарушения цикла, воспаления яичников и прочую фигню по женской части.. Это неудивительно, ведь известно, что передняя доля гипофиза управляет всеми девчачьими делами – менструации, беременности… А у тех, у кого гипофиз изменен не был, не было проблем по женской части. Доктор заинтересовался причинами этих изменений в гипофизе и выяснил, что все женщины с измененным гипофизом использовали определенную тушь для ресниц. Вывод: вещества, нанесенные на кожу, всасываются, с кровотоком попадают в гипофиз, меняют его и тот начинает выдавать ошибочные команды. Отсюда и женские проблемы – от ошибок в регулировке. Я это запомнил.
Еще одна старая метка в памяти – я на втором курсе мединститута, мы проходим нос. Есть в носу так называемый вомероназальный орган. Он есть у акул, у рептилий, у человеческих эмбрионов… А у взрослого человека его, вроде бы, нет. Я спрашиваю: а почему нет? Ответа не получаю…
– Погодите…А зачем вы спрашивали лектора про вомероназальный орган? Если он есть только у рептилий и эмбрионов, а у человека нет, значит, это какой-то эволюционный рудимент. От которого эволюция в процессе совершенствования конструкции отказалась. Ну и нечего о нем печалиться!
– Ну, да. Вот только теперь наука считает, что этот рудиментарный орган существует и у взрослых людей. Вообще, впервые этот химический анализатор появился вместе с возникновением полового размножения полтора миллиарда лет назад – у многоклеточных, которые еще не имели твердых скелетов. И появился он для улавливания феромонов, которые выделяли эти создания для привлечения партнера. Им же надо было как-то искать друг друга.
И это отмычка к организму!.. Орган представляет собой крохотную, в миллиметр размером рудиментарную ямку на слизистой оболочке носа. От этой ямки в мозг тянутся нервные провода, передающие сигнал. Это если вкратце…
Впервые вомероназальный орган у взрослого человека еще в XVIII веке открыл один европейский врач, когда занимался солдатом с лицевым ранением. По какой-то непонятной причине это открытие прошло совершенно незамеченным и во всех учебниках по-прежнему утверждалось, что воменороназального органа у взрослых людей нет, а есть он только у эмбрионов и прочих рептилий.
Повторно орган был переоткрыт уже в конце ХХ века Д. Мораном и Б.Джефеком из Денверского университета (США). Исследовав сотни людей, они у всех нашли в носу маленькую ямочку, от которой тянется каналец длиной примерно в сантиметр, заканчивающийся небольшой обонятельной камерой. А уж от камеры дальше в мозг тянулись "провода". Зачем этот "первобытный нос" сохранился, почему его не стерли сотни миллионов лет эволюции? Причем, что интересно, при дальнейшем изучении оказалось, что у человека этот орган больше, чем, например, у лошади, хотя в целом обоняние человека хуже лошадиного! Почему?
А потому что человек – самое сексуальное существо! И вомероназальный орган как раз специализируется на улавливании феромонов, то есть характерных запахов особей противоположного пола. Запахи эти не воспринимаются мозгом, как запахи, а воспринимаются сразу и непосредственно как привлекательность или непривлекательность самца (самки).
Хитрость вомероназального органа в том, что он дает нам в руки прямой канал доступа в самые глубины мозга – минуя все защитные барьеры и даже кровоток. Нервный пучок от вомероназальной камеры идет сразу в гипоталамус, который является главным центром регуляции вегетативных функций организма. Именно поэтому назальные закапывания дают порой больший эффект при меньших дозах. И природа этого эффекта, как мы теперь понимаем, чисто регуляторная: получив молекулярный сигнал, гипоталамус начинает работать по-другому. Что немедленно отражается на нашей "тушке".
Вот, посылая эти регуляторые сигналы, я и лечу людей. У меня несколько ящиков, в которых лежат истории вылеченных людей. И одна небольшая коробка с бумагами тех, кого я потерял, их примерно процента два. А так у меня более девяноста процентов вылеченных. Я раньше по глупости пытался рассказывать коллегам: господа, такие-то и такие-то "неизлечимые" болезни лечатся так-то и так-то. Много раз. В разных местах. На меня везде смотрят, как на дурака. "Ты что, хочешь сказать, что мы и вся наука всю жизнь не тем занимались? Ты что, против науки?.."
Карданов хватает ручку и начинает малевать на бумаге:
– Смотрите, вот кора мозга, достаточно молодое образование. Здесь вы чей-то сын, специалист, семьянин, владелец квартиры, здесь у вас слова, образы… А под корой – гипофиз и прочие структуры, они управляют всеми функциями организма. Дальше тушка со всеми ее потрошками. Кто лучше всех знает, как тушке функционировать в данное время в данных условиях? Вы – как отец, сын, специалист и владелец квартиры, то бишь кора мозга, или все же подкорка? Вы можете только сказать: "Я хочу пить." А что дальше будет с этой водой в вашем организме, вы не знаете и распорядиться этим не можете. Что-то уйдет в пот, что-то в мочу… Есть специализированный отдел мозга – таламус, который регулирует вводно-солевой баланс. И он лучше знает, как надо распорядиться той водой, которую вы выпили. Регуляция лежит так далеко от коры в глубинах мозга, что словесные команды, которыми оперирует мозг, туда не проходят. Поэтому я подаю химические команды мозгу напрямую.
…Как вы уже догадались, основной метод лечения у Карданова – закапывание лекарственных растворов в нос. Откуда химический сигнал, минуя все барьеры, через черный ход вомероназального органа проникают в мозг, корректируя регуляцию, то есть центральное управление внутренними органами.
– То есть вы хотите сказать, что практически все болезни имеют регуляторную природу?
– Кроме переломов.
– А инфекционные?
– Тоже. Мы с вами миллионы вирусов цепляем каждый день. Если иммунитет работает нормально, организм с ними сам справляется. Если же не справляется – заболевает… Город Мюнстер. Средние века. Эпидемия чумы. 70% населения умерли, а 30% выжили. Почему выжили? Иммунитет был нормальный. Я могу поднять вам иммунитет, и организм сам справится с болезнью…
* * *
Читателя, конечно, интересует, а что же такое закапывает в нос своим больным доктор Карданов? Ведь мало открыть короткий путь к пещере Алладина, нужно еще знать заклинание! О том, чем Карданов лечит, мы еще ��оговорим. А сейчас я пытаюсь понять другое – как он понимает болезнь. Ведь практика вытекает из теории.
– Сейчас считается, что убийца номер один в мире – сердечно-сосудистые болезни. Но я уверен, что это неверно, это методическая ошибка! Холестерин, атеросклероз, бляшки, инфаркты, инсульты – это все следствия.
– Следствия чего?
– Прибитой печени. Сердечно-сосудистые проблемы начинаются с печени, которую вы всю жизнь травите лекарствами. У вас болит голова, вы съели анальгин, голова прошла, через 15 минут половина дозы анальгина печень расщепила, еще через 15 минут – еще половина расщеплена. Вот чем опасна медикаментозная медицина! Вылечили голову – убили печень, вылечили грипп – убили печень, вылечили сифилис – убили печень… И когда до меня это дошло, я стал отращивать новые клапаны больным с пороком сердца.
– Что за бред? Клапан – это соединительная ткань. Это примерно то же самое, что новую кость вырастить.
– Меня не удивляет ваше удивление. Когда это впервые произошло, я сам себе не поверил! А теперь для меня это рутина. Первых экспериментальных больных я "сделал" в кардиологическом институте, где меня хорошо знают. И теперь мне оттуда врачи периодически звонят: "Ты опять у нас пациента со стола снял!.." Короче, сердечно-сосудистые неполадки начинаются, как правило, с просадки печени. Есть, правда, исключения – диабетическая гангрена. Но я сбрасываю диабетикам сахар с 15 до 9 единиц, и у людей она проходит. Главное – восстановить сосуды, поскольку именно нарушения в сосудах приводят к гангрене.
– Так вы что же, получается, все болезни лечите?
– А чего там лечить-то? Ведь болезней на земном шаре всего три. Первая болезнь или, если хотите, группа болезней – иммунодефициты. Это вся инфекционная часть, рак и все прочее, что начинается с просадки иммунитета.
Второе – иммуноагрессии. Астмы, диабет первого типа, аллергии, рассеянный склероз, болезнь Бехтерева и т.д.
Третье. Нарушения кровотока. Как говорил незабвенный Александр Соломонович Залманов, уехавший из России на философском пароходе, болезни начинаются с нарушения кровотока. Все эти панкреатиты, холециститы, межпозвоночные грыжи... Даже атеросклероз! Он развивается так. Артерия рассчитана на определенное давление. Вот кровь бежит по артериям. Но она предназначена для органов, а сами стенки артерии питаются другой кровью, которую подводят к ним специальные сосудики и капилляры. Начинается капилляропатия стенок артерий. Капилляры отмирают, и падает механическая прочность сосудов. А это грозит разрывов артерии и смертью! Поэтому организм заранее замазывает место будущего разрыва. Чем? Холестерином! Почему именно им? Ну, во-первых, кровь – агрессивная жидкость, и нужно инертное вещество для заплатки. Это как раз холестерин.
Во-вторых, для заштукатуривания необходимо распространенное вещество, которого не жалко, а это опять же холестерин, его в организме навалом: он – основной строительный материал для клеточных оболочек. А дальше начинаются проблемы: течение крови в организме ламинарное, а в местах, где бугрится холестериновая заплатка, начинаются завихрения, то есть возникает турбулентность, из-за этого образуются тромбы, и пошло-поехало… Поэтому, когда я лечу у людей эндартериит, я на самом деле лечу капилляропатию! Как только капилляры восстановятся, питание стенок артерий наладится, и холестериновые заплаты рассосутся сами собой, лейкоциты холестерин сожрут и выведут…
А нынешние призывы официальной медицины к борьбе с холестерином напоминают мне происки врагов народа при вашем Сталине. Если бы удалось полностью побороть холестерин, от человека осталась бы только лужа воды и горка костей! Холестерин – основа клеточных мембран. Бороться с холестерином в организме – все равно, что бороться с цементом в стране. Домов не останется!
Если у человека безхолестериновая диета, печень будет делать холестерин из белков мяса, углеводов булки, потому что он организму нужен – залеплять ослабевшие стенки сосудов. Если у вас повышен уровень холестерина в крови, это вовсе не говорит о том, что у вас много бляшек. Это говорит о том, что у вас происходит интенсивная деструкция маленьких сосудов в организме – капилляров, венул, превенул.
А помимо холестерина, печень производит иммуноглобулины, гемоглобины, коллагены кожи. Приходит ко мне на прием молодая женщина с плохой кожей, сразу ей вопрос: "У вас, наверное, печень болит?" Она, наивная, ахает: вот какой доктор – насквозь видит!.. Да не насквозь, а на лице у нее все написано!
Так вот, если печень недовырабатывает один компонент и с избытком штампует другой, это вызывает сгущение крови и тромбофлебит. А тромбофлебит вен прямой кишки называется геморроем. Уравновесьте производство в печени, и уйдет геморрой. Нарушение всегда системно! Или вы думаете, что геморрой – он сам по себе геморрой, один-одинешенек? Ищите цепочки. Геморрой – не болезнь, а симптом. А у нас лечат геморрой как самостоятельную "болезнь".
– А как вы астму излечиваете?
– Астма – это детский сад. Когда мой сын учился на третьем курсе медицинского, я ему сказал: есть у вас на курсе астматики? лечи их, тренируйся! они безопасны, как червяк – никогда не дают осложнений и всегда вылечиваются. Вон стоит раствор для лечения астмы. В нем всего шесть компонентов с Кавказских гор. Минералы. Эти компоненты и в Альпах есть. И в Новой Зеландии… Самое трудное в лечении – сочетать растворы, учитывая клинические проявления. У меня растворов для закапывания в нос 56 штук. У человека эндартериит в сочетании с гипертонией – один курс лечения, одно сочетание растворов. А если то же самое, но с гепатитом Д – другой набор. Если у человека гангрена, даю одно, если гангрена с мочекаменной болезнью – совсем другое, иначе помрет.
Я лечу не болезни, болезни – всего лишь проявления нарушения регуляции. Моя задача – не вылечить болезнь, а восстановить регуляцию, тогда болезнь уйдет сама. Это совершенно новая медицина. Новая по подходу. Обычно врачи описывают болезнь, но не ее причины. И лечат болезнь, вместо того, чтобы устранять ее причины. Симптоматическая медицина, которая порой доходит до крайностей. Видели рекламу обезболивающего по телевизору? Болит – прими таблетку, болеть не будет. Ужас! Боль – сторожевой пес организма. Оргазм шлет сигнал: здесь не в порядке! А мы этот сигнал отключаем. Болезнь продолжает спокойно развиваться, а мы ей помогаем, параллельно убивая печень обезболивающей химией.
Как работает западная медицина? Как конвейер. Она имеет дело с одинаковыми деталями. В немецкой клинике врач с пациентом практически не контактирует. К нему поступают анализы, он выдает рецепт. Больной проходит по этому конвейеру, как болванка: записали номер, отправили на анализ, потом на второй, потом на рентген, выдали рецепт, отправили в аптеку. Личный контакт между врачом и пациентом в этой схеме вообще не нужен.
У меня – иное дело. Я смотрю на кожу, на реакцию, спрашиваю, как он какает, слушаю жалобы. А потом думаю: ага, у тебя гипертония, у тебя нарушения периферические в печени, у тебя ноги отечные и кольцо утопленное в палец, значит, почки "поехали". Сводишь все воедино, принимаешь решение. Только личный контакт, индивидуальная работа и комплексное решение. А что будет с этим человеком в поликлинике? Нарушения в печени вообще не найдут, от гипертонии пропишут таблетки, от почек уколы, будут пичкать химией вразнобой. Результат? Плачевный. Человек всю жизнь будет лечиться – пить таблетки. Стариков видели? У них вся тумбочка в таблетках. Потому что врач, если к нему обратились, не может не прописать чего-нибудь – это его работа, его шесть лет этому учили. Сколько обращений к врачу – столько новых таблеток на тумбочке. И человек на этих "колесах" медленно едет в гроб.
А я за клиентом смотрю, через два месяца меняю ему препарат, предупреждаю: после приема будут субъективные ухудшения здоровья – суставчики заболят, печень заноет, не бойтесь – это нормально. Причем, что обострится первое, я не знаю, это организм сам расставит. Он будет перестраиваться, восстанавливаясь. Как решит, так и будет. Я в это не лезу, тонкости меня не интересуют. Тонкости пускай интересуют обычных врачей. Вот он узкий специалист и понимает все про ухо, горло и нос. А про бронхи он уже не понимает, это к пульмонологу. Видите, какие великие, тонкие специалисты! Не то, что я, серость…
***
Карданов свою родину не любит. Он здесь чужой. И потому я ничуть не удивляюсь, услышав от него:
– В составе моих растворов, в основном, минералы, растворенные в воде в определенных пропорциях, но точного состава никто не знает и никогда не узнает. Даже сын мой не знает. Сейчас я даю ему уже готовый концентрат, а после смерти оставлю запас на сто лет. Ему до конца жизни хватит. А этой стране я ничего не оставлю. Ничего…
– Ну, хорошо. Пес с ней, с родиной. Она тут никому не нравится. Но как вы пришли к этим растворам? И почему они вообще работают?
– Знаете, будучи человеком уже в возрасте, уже вылечившим раки, геморрои, астмы, я часто, обхватив голову, сам сижу и думаю: ёшкин кот! Ну, почему эта фигня работает?!.
– Стоп. Если вы, схватившись за голову, часто думаете, почему ваши растворы работают, откуда вы их взяли вообще? Ведь состав должен был идти от какой-то теории!
– Хороший вопрос. А откуда Менделеев взял свою таблицу?
– Во сне увидел.
– Правильно. И конструктор Шпитальный – автор скорострельных пулеметов ШКАС и УльтраШКАС увидел свою конструкцию во сне. Она к нему пришла как будто откуда-то извне. Одномоментно. Целиком. Вся сразу. И со мной было также. Просто когда в голове масса самых разных знаний из самых разных областей, и ты постоянно о чем-то думаешь, вдруг приходит идея. Она возникает как бы из ниоткуда. Процесс ее рождения внутри мозга самому обладателю мозга не виден. Только результат. Я не знаю, как я это открыл, и почему состав именно такой. Но я знаю, что действует он через вомероназальный орган непосредственно на мозг. На те его отделы и заводоуправления, которые заведуют цехами, пыхтящими в тушке. Для меня это черный ящик по Винеру. Я просто знаю, что если дать на вход такое действие, отклик будет вот таким. А что именно происходит внутри, понятия не имею.
– Слушайте, а может быть, это просто работает эффект самовнушения у больного, а? И чтобы вы ему не дали, будет улучшение, поскольку он верит в него? У вас все придуманные вами минеральные составы работают?
– Нет, конечно. Порой клинического эффекта нет вовсе. Начинаешь менять состав и постепенно находишь.
...Тут я вынужден признаться читателю, что, хотя все растворы у Карданова авторские и основаны на сочетании минералов и микроэлементов, занимается он чистой воды гомеопатией: все свои секретные концентраты перед тем, как дать их больным, он сильно разводит. Если кто забыл на секунду, что такое гомеопатия, напомню. Это ужасная лженаука! Берется некое лекарство и растворяется в колоссальных объемах дистиллированной воды. Растворяется настолько, что в растворе не остается практически ни одной молекулы активного вещества. И вот этой "пустой" водой пичкают больного в надежде на исцеление.
Я в гомеопатию не верю. По той простой причине, что достоверных данных о том, что она работает, не существует. Ну, не удовлетворяет гомеопатия требованиям доказательной медицины!.. Более того, у академической науки нет никаких идей о том, почему она могла бы работать. И в самом деле – если вы развели вещество настолько, что в ведре его осталась одна молекула или даже той молекулы нету, что будет реагировать-то? Нечему реагировать! И Карданов об этом знает. Вернее, знал. Он ведь тоже полагал гомеопатию лженаукой. И занялся ею исключительно от нужды.
– С чего вы вообще взяли, что нужно лекарство разводить? Ну, сделали вы свой чудодейственный раствор, состав которого увидели во сне. И лечите им! Разводить-то зачем?
– Честно? У меня просто было слишком мало концентрата. И я подумал: если можно достичь усиления эффекта при определенных разведениях, как говорят иные буржуазные мракобесы, попробую-ка и я в целях экономии разводить! Воды-то дистиллированной полно, а концентрата мало. И сработало!
Хотя я, конечно, понимаю, что всё это ересь и мракобесие!.. Помню, когда я еще был студентом, подружка моей мамы говорила: когда закончишь мединститут, иди ко мне, в гомеопатию. Но я был советский студент и знал, что гомеопатия – это продажная девка империализма, отвлекающая пролетариат от классовой борьбы. Лженаука!
Но потом был один эпизод... Сидим мы в 1985 году на кафедре, вдруг шеф приходит и говорит: "Ребята! Это не обязательная вещь, не овощебаза какая-нибудь, но сегодня к нам придет один интересный человек из первого меда и кое-что расскажет. Но будет это в 10 часов вечера. У него интереснейшая работа, я вам советую остаться до ночи и послушать." – "А почему так поздно?" – "А потому что там такая тема, что в рабочее время нельзя – и ему, и мне дадут по шее. Но ему ужасно хочется этим поделиться, а напечатать это невозможно."
И вот пришел к нам этот человек – заведующий кафедрой фармакологии первого меда товарищ Кедров. И рассказал невероятное. Он брал ацетилхалин в канюлю – это пипетка такая – и капал вещество на лягушачье сердце. Сердце под действием препарата начинает сокращаться, потому что ацетилхалин вызывает местную деполяризацию мембраны мышечного волокна, это ведет к возникновению импульсов, распространяющихся по мембране, и вызывает мышечное сокращение. И мы эти сокращения меряем – амплитуду, промежутки между сокращениями. Капнули – начало сокращаться, потом закончило, отмылось. Классический опыт.
Теперь разводим ацетилхалин все больше и больше, рассказывал нам Кедров, и получаем вполне ожидаемый эффект – чем меньше концентрация ацетилхалина, тем меньше его активность. И, в конце концов, препарат действовать перестает. Дальнейшее разведение бессмысленно, не правда ли? Но мы продолжаем разводить дальше, хотя это и глупо. Разводим, разводим, разводим. И все время видим нулевую линию на графике. А потом вдруг раз – и раствор начинает действовать: сердце бьется! Снова разводим, и эффект пропадает. Опять разводим – действует. Условно говоря, при разведении десять в минус третьей вот такая активность. При десять в минус пятой – нулевая. При десяти в минус десятой – все еще пустыня на графике. А в минус семнадцатой – неожиданный пик. Что именно действует, если активного вещества в растворе давно уже не осталось?..
Кедров и его сотрудники дошли до разведения десять в минус 200-й, я потом побывал и дальше. И могу подтвердить – эффект есть! Но соваться с этим в официальную науку – башку снесут. Вот у меня здесь выписано и красной чертой подчеркнуто мнение официальной науки: "Ссылки на память воды… не имеют научных оснований". Поэтому биться головой о бетон я не намерен. Я видел, что делает с людьми система, против которой они пошли. Сколько на моих глазах людей затоптали! Вайнберг, Белоярцев, потом грузин этот… Гочичашвили, кажется. Они все пытались через официальную науку пробить то, что стояло на тот момент в стороне от основного русла. Дело в том, что если твой препарат находится неподалеку от мейнстрима и немного что-то улучшает по сравнению с имеющимися – ты пробьешься. А если нет – сожрут.
Все это было на моих глазах и я, как человек умный, сделал выбор. Это что – меня будут травить, а я буду нервничать? Пошли вы на ...! Поэтому наука идет своим лесом, а я своими полями – параллельно. Лучше я буду спокойно сидеть дома и зарабатывать деньги, не связываясь с вашим государством. И, пока я жив, кому-то из больных повезёт...
